Мифлуха потянулась к папке. Взяла её и ещё пару раз пролистала содержимое.
– А это всё, – Президент помахала работами в воздухе, – реализуйте в разных частях страны. И не подписывайте. Он прав – зрители поймут всё сами.
– «Ъ» сообщает, что из правительственных источников стало известно о работе Президента с документами, – Мифлуха с отвращением выдернула штепсель из розетки радио. На улице уже был глубокий вечер. Мифлуха тяжело вздохнула и наконец решила заняться делом. Спрятав кукол-марионеток в сундук, стоявший в углу Президентского кабинета, она направилась к креслу. Старые пружины панически взвизгнули, когда Президент навалилась на них всем своим весом.
– Нам пишут… – многозначительно сказала Мифлуха, с раздражением посмотрев на стопку бумаг на краешке стола.
Опасаясь подписать что-нибудь лишнее, Мифлуха была вынуждена читать законопроекты, которые подкидывал ей парламент. Сперва Президент, как обычно, хотела поручить эту работу своей личной телохранительнице, героине Первой Иррианской войны Карин Пинк, но та отказалась. Мифландия Вторая брезгливо подцепила какой-то закон двумя пальцами и положила в круг света настольной лампы.
– О марсианской программе… Лучше б о хлебе насущном подумали! Дармоеды…
Мифлуха раскрыла папку и дважды перечитав написанный текст, отметила про себя, что ничего не поняла. Впрочем, чтобы что-то понимать в законах, которые пачками сыпала на неё законодательная власть, у неё имелась своя собственная, карманная до неприличия оппозиция.
Мифлуха встала, тяжёло опершись на стол, взяла пачку бумаг и подошла к шикарному книжному шкафу, украшавшему кабинет своими начищенными стеклами. Из шкафа Президент вытянула книгу «Двадцать новых видов половых извращений», и шкаф-муляж с треском и хрустом повернулся вместе с ней.
Когда-то давно, когда Мифландия Вторая ещё не вступила на столь ответственный пост, она любила почитывать. В одной газетёнке, затрёпанной и помятой, она прочла строчку, которая каким-то страшным образом застряла в её пустой голове: «В каждом уважающем себя государстве должна быть сильная оппозиция». Она не раз позже удивлялась, ставя перед собой вопрос «Зачем?!», и вновь и вновь не находя ответа. В то же время Президент оказалась настолько осторожна, что саму фразу ставить под сомнение не решилась. После прихода к власти Мифлуха обнаружила, что оппозиция мешает ей так, как мешают бродячей собаке блохи: она ничему не вредила, но жить с ней было невыносимо. Однажды к ней в кабинет прокрался активист оппозиционной партии и, спрятавшись за гардиной, выскочил из укрытия с криком «Ай, яй, яй!» в тот самый момент, когда Мифлуха только надкусила бутерброд с чёрной икрой. После этого случая большинство оппозиционеров сгинуло в самых неприятных местах Первого Измерения, а перед Президентом вновь остро встал вопрос о том, тварь ли она дрожащая, или Президент уважающего себя государства.
Надо было решаться, и в итоге Мифлуха завела себе свою собственную сильную оппозицию.
Вакантную должность конструктивной оппозиции после искрометного выступления на митинге занял Захар – здоровенный мужик с голодным блеском в глазах. Перейдя на казенные харчи, он отъел солидное брюшко и сменил блеск в глазах на сытый. Щёки его залились здоровым румянцем. Жил Захар во Дворце Мифлухи, в потайной комнате – под постоянным присмотром Президента. Оппозиция в лице Захара и была главным специалистом по новым законам. Единственной задачей оппозиционера была лютая критика любого предлагаемого закона, который давала ему Мифлуха. Захар ненавидел «правые» законы, выступая с «ультралевых» позиций. Но столь же сильно его бесили и «левые» законы, перечащие его «правым» убеждениям. Оппозиция рвала и метала, не оставляла камня на камне, плевалась, ругалась, ехидничала. Уже сотню раз Захар был готов идти в парламент сам и бить там морды, почти каждый раз он долбил себя в грудь громадным кулачищем и кричал, что даже он напишет в сто раз лучше. Но Мифлуха не хотела променять такого видного оппозиционера на очередного законотворца – писать законы ему строжайше запрещалось.
От этого конструктивная оппозиция выходила из себя и ещё пуще прежнего брызгала слюной на потёртые бумаги, что приносила ей Мифлуха. Оппозиция была бескомпромиссна. Ела только за Мифлухин счёт. От безысходности Захар в своих рецензиях на законы начал цитировать классиков, отсылать к авторитетам, рисовать похабные картинки, раскрывающие суть принимаемых законов, и ужасно сквернословить. Мифлуха любила читать его отзывы – они были понятны, энергичны и западали в душу. Острые и меткие комментарии разбавляли сухой текст законов, и видя за своим оппозиционером огромный талант, Мифлуха уважала и побаивалась его, стараясь даже в тяжёлые времена иррианского вторжения обеспечивать его сладким. Уже несколько лет по специальному распоряжению Президента все принимаемые законы выходили в свет только с комментариями оппозиции.
Мифлуха гордилась своей демократической системой.
– Захар, приветствую!.. – Мифлуха как обычно вломилась без стука, так что сидевший к ней спиной мужик вскочил от неожиданности и только потом, опомнившись, подтянул изрядно поношенные семейные трусы.
– Добрый день, товарищ начальник! – ответил он, – Тут вот закон один… про полёты на пегасах… Я так не могу – честное слово! Вы же их то запрещаете, то разрешаете, то запрещаете, то разрешаете – ну как это можно конструктивно критиковать?! – Захар, изображая растерянность, широко расставил руки, в то же время ногой пытаясь запихнуть глянцевую обложку «взрослого журнала» под топчан. На его лице, как обычно, играла блудливая улыбка.