– О! Мария-девка, – поприветствовала премьера Мифлуха, – Хочешь, анекдот расскажу?
Мария не успела ответить, как Мифлуха уже начала рассказывать анекдот. Он был ужасно пошлым, но реакция премьера на эти сальности удивила Мифлуху – Мария выслушала анекдот молча, с таким лицом, как будто ей зачитывали её смертный приговор. Чтобы развеять обстановку, Мифлуха рассказала анекдот про приговорённого к расстрелу. Но опять не добилась расположения премьера. «Может, у неё чувства юмора просто нет», – догадалась Мифлуха и расслабилась.
– Впрочем, хватит байки травить, – сказала она, чтобы заполнить неловкое молчание. – У меня тут к тебе множество дел. Во-первых, министр продовольствия утверждает, что еды осталось на три дня мне и на один день жителям. Во-вторых, обои у меня тут теперь будут голубыми, а табличка на двери – серебряной. В-третьих, оппозиция скучает и поэтому вместо рецензирования законов снова начала рисовать непристойности. Надо бы ему найти самочку…
Мария так и не сдвинулась с места, глядя на Мифлуху широко раскрытыми глазами.
– Запиши, – посоветовала ей Мифлуха. – Забудешь же, что надо сделать! Мария спешно присела на стул, достала блокнот и записала перечень поручений. После чего посмотрела ей в глаза и с какой-то плохо скрываемой обидой буркнула:
– Хорошо.
Поднялась и ушла из кабинета.
Вместе с разносчиком пиццы в кабинет вошла и секретарша – она принесла Мифлухе свежую подборку утренней прессы. Так что Мифлуха расположилась поудобней, взяла в одну руку кусок пиццы, а в другую – свежую газету и прочитала заголовок передовицы:
«Сенсация: Мифландия Вторая проиграла выборы Президента собственному премьер-министру Марии Стюарт!».
– Как неловко-то вышло! – пробормотала Мифлуха, взяла трубку телефона и позвонила министру государственной безопасности.
– Милок, с тобой говорит Президент Мифландия Вторая, – поставила Мифлуха в известность трубку. – А Мария Стюарт, похоже, государственная преступница… обманом и… ага. Молодец, всё правильно понял. Да, её надо объявить в розыск. Ну… что поделать. Не моя была идея ей идти на выборы. Ах, моя?.. А что мы перед этим пили? Ага… А потом? Ого… А где мы взяли анисовую? Ну, хорошо, что рассказал – рада была тебя услышать.
Мифлуха уже повесила трубку, когда дверь открылась и на пороге появилась Карин Пинк.
– На кой чёрт было табличку менять? – с порога удивилась Карин. – Золотая лучше гармонировала с твоими зубами.
– Так ты тоже после анисовой ничего не помнишь… – улыбнулась Мифлуха. – Дело в том, что вчера были выборы. И уже сегодня у нас всё по-новому!
– Удивительно вдохновенно!
– Ага, мне тоже нравится, – согласился министр госбезопасности.
– Скрипка стала звучать значительно лучше! Просто как подменили. И дирижёр… Просто как ненормальный, ей-богу. И это комплимент. Кроме того, мне нравится партия гобоя.
– Ну, мы старались…
– Никогда бы не подумала, что за одну ночь так можно сыграть наш разлаженный государственный симфонический оркестр!
Президент слушала второй фортепьянный концерт Рахманинова, сидя в ложе государственного театра с министром государственной безопасности и своим личным телохранителем Карин Пинк, которая, впрочем, как обычно, играла в электронный тетрис. Министр государственной безопасности скромно поклонился.
– Но вы меня, наверное, обманываете… – Мифлуха подмигнула министру. – Не бывает же так – чтобы за одну ночь! Признайтесь, вы всё-таки сменили состав?
– Нет, мой Президент, и даже практически не репетировали…
Мифлуха нахмурилась, пытаясь понять, как можно было добиться такого эффекта – ещё вчера слушать оркестр без содрогания было невозможно.
– А если по сути, то сколько вы всё-таки потратили на них времени? – уточнила Президент.
– Ну… – развёл руками министр. – Со всеми более-менее нормально – минут пять, не больше, а вот тимпаны пытались сбежать. Пришлось ловить – тут повозились минут пятнадцать. Плюс ещё от врача отбивался – кусался… Потом успокоился тоже.
Мифландия Вторая взяла театральный бинокль и внимательно осмотрела лица своих музыкантов. Все лица были напряжены, вдохновенны, свежи… Такими она их ещё не видела. В их движениях была страсть, была сила, была энергия. Вечные апатия, вялость и скука покинули её музыкантов, оставив место только лучшим чувствам.
– Они… – Мифлуха пристально посмотрела через бинокль на министра, – под наркотиками?
– Ну что мы – звери, что ли? – удивился и улыбнулся во весь рот этот пожилой всё повидавший человек. – Тем более от такого они бы играть не стали. Я их просто убил.
– УБИЛ?! – Мифлуха вскочила со стула, музыка прервалась, по рядам музыкантов прокатилась волна рыданий.
Но дирижёр с чувствовавшимся даже из Президентской ложи усилием постучал палочкой по нотам. И тихим сильным голосом обратился к своим сотрудникам:
– Это в последний раз, соберитесь… В последний раз.
И уже через минуту музыка вновь собралась и зазвучала с силой, накатив волной и заполнив всё здание пустого театра.
– Убил? – уже шёпотом уточнила Мифлуха, нащупав стул, который любезно подала Карин Пинк.
– Да нет, конечно, – в тон ей ответил министр. – Но они думают, что да. Мы укололи им перед концертом глюкозу. Автоматчики закрыли выходы… ещё ребята держали, врач колол. Ну, а я двинул, так сказать, речь. Что за разгильдяйство они все приговорены к смерти, что играть, мол, не умеете, только зря живёте. Что ничего в жизни не достигли – ни как люди, ни как профессионалы – так что сдохнете позорной кучей дерьма, которой и являетесь. Оркестром вам не быть. Они, надо отметить, особо не спорили – только вот тимпаны сбежать попытался через окно.